Большой папа, или двадцать лет спустя...
Когда родился мой второй сын, мне исполнилось 43 года. Знакомые спрашивали: почему так поздно? Я терялся с ответом. Как это – почему? Зачем вообще заводят детей? И что такое «поздно»? И вот это самое «поздно» – это плохо? Или хорошо?
Моему старшему сыну, Саше, только что исполнилось 22. Взрослый, в сущности, мужчина. Давно уже не ребенок: живет самостоятельно, работает, сам себе хозяин. А младшему, Илюше, скоро два годика. Ощущения разные. Нет, я не о том, что ощущения разные от общения с 22-летним мужчиной и двухлетним малышом. Это само собой. От отцовства они разные – в 25 и в 45 лет. В чем-то лучше. В чем-то хуже. Но в любом случае – другие.
«Beautiful, beautiful, beautiful, beautiful boy»
«Прекрасный, прекрасный, прекрасный, прекрасный мальчик». Мне, битломану со стажем, трудно удержаться от цитирования Леннона.
Дело в том, что у Джона тоже было двое сыновей. И тоже с ощутимой разницей в возрасте. Эта песенка, написанная незадолго до смерти музыканта, посвящена младшему сыну, Шону. Старший, Джулиан, обходился в свое время без песен. Ему их писали друзья отца (свою знаменитую HeyJude Пол Маккартни посвятил именно сыну друга). Самому папе было сильно некогда. Он писал другие песни.
После развода родителей старший, Джулиан, приезжал к отцу на каникулы, погостить в его поместье, но тот вскоре уехал жить в Штаты. После рождения младшего, Шона, Леннон так увлекся его воспитанием, что на несколько лет вообще забросил музыку.
К чему я все это рассказываю? Мне это до боли напоминает историю моего отцовства.
Когда родился старший, Саша, я сам еще во многом был ребенком. Да, я его очень любил (и люблю, и буду любить). Потом, после развода, невыносимо по нему скучал. Но пока мы были вместе, в моей бурной жизни было еще много других интересов: новая для меня карьера журналиста, интереснейшие друзья, которых я вдруг обрел, страстные увлечения, мучительные искания, терзания, страдания… Словом, налицо все признаки несформированной еще, а только формирующейся личности.
Откровенно говоря…
Назовем это одним честным словом – незрелость. Что, собственно, свойственно в целом тому возрасту, в котором я завел первого ребенка. Все, что осталось в памяти от этих лет вместе с Сашей – это чувство огромной нежности, перемешанное с чувством невыносимой вины.
Когда я смотрю сейчас на моего старшего сына, я вижу: он вырос достойным человеком. Но какова доля моих усилий в этом достижении? Кого благодарить за это?
Сейчас, при общении с младшим сыном Илюшей, я отчетливо вижу свои ошибки, знаю их цену, стараюсь исправлять их «на ходу». Но ведь тогда, 20 лет назад, я тоже допускал ошибки в воспитании, я это помню (некоторые лучше бы и не помнить). Но почему-то тогда я не принимал их так близко к сердцу. Не исключено, что допускал их гораздо реже. Ведь меньше ошибается тот, кто меньше работает. Даже если это работа по воспитанию собственных детей…
И знаете, за эту работу хорошо «платят». Самой твердой в мире «валютой». Ответной любовью. Вчера, во время нашей ежедневной «сиесты», я прилег рядом с кроваткой Илюши и внимательно рассматривал его спящее – такой прекрасное! – лицо. Неожиданно он проснулся. Увидел меня. И улыбнулся. И в его глазах светилась такая радость от того, что он меня увидел, что я в мгновенье забыл о том, что ложась спать он, капризничая, пребольно ущипнул меня за щеку, что укладывать его пришлось битый час, и что еще до этого он наотрез отказался от обеда…
А потом мы пошли гулять, и он спускался по лестнице «своими ножками», держа меня за руку и забавно здороваясь с каждым из встречающихся нам соседей, кому говоря «привет», а кому и «здрасьте». Многие из этих мгновений я стараюсь запечатлеть на фото. В моем компьютере – тысячи фотографий Илюши.
Жаль, что у меня так мало снимков из Сашиного детства…
Женюсь, женюсь, какие могут быть игрушки?!
Любой, кто читал русскую классику в рамках школьной программы, знает: в старой, дореволюционной, «пушкинской», так сказать, России было две «схемы» заключения брака, рождения и воспитания детей. Каждая из них соответствовала тем правилам, которые были приняты в том или ином сословии. А сословий по большому счету было два: те, кто владел землей, и те, кто ее обрабатывал.
Если взять крестьян, то женились они очень рано, детей рожали немедленно и в большом количестве: – семье нужны были работники.
Помещики (а тогда почти все дворяне были так или иначе помещиками) женились после сорока. До этого мужчинам было некогда: нужно было получить образование, отдать долг Государю – на статской или же на воинской службе – а после 35-ти выйти «в отставку» (т.е. уехать в свое поместье), взять управление хозяйством в свои руки, наладить стабильный доход… И вот только тогда, состоявшись и как личность, и, так сказать, материально, мужчина мог себе позволить жениться на ком–то, как правило, значительно моложе себя. Будучи еще полным сил, но вполне зрелым и уже набравшимся жизненной мудрости, человеком, такой отец семейства мог обеспечить близких материально, стать для жены старшим другом, и уделять воспитанию чад столько времени, сколько требовалось. Конечно же, многое зависело и от личных качеств, но, согласитесь, даже балбес в сорок лет уж не такой балбес, как в двадцать.
Положа руку на сердце: мне вторая схема нравится больше. Она, на мой взгляд, как-то правильнее, честнее что ли. Тем более что в поле никто из нас уже не работает и в лишних рабочих руках смолоду не нуждается. А вот быть к моменту создания семьи «не мальчиком, а мужем» многим из нас не помешало бы.
Так природа захотела
Вопрос на засыпку – что объединяет нижеперечисленных людей (если не считать того, что каждый из них гений в своей области): Микеланджело, Петр I, Екатерина II, Гете, Моцарт, Паганини, Пушкин, Гоголь, Суворов, Лесков, Эйнштейн, Маккартни?
Ответ: все они дети пожилых отцов и юных матерей. Заметьте: большая их часть родилась и жила в XVII–XIX вв. Именно на это время человеческой истории приходится максимальное количество гениев. И это не случайно – тогда европейская (в том числе и русская) традиция предполагала очень раннюю выдачу девушек замуж и относительно позднюю женитьбу мужчин. Общепринятая разница в возрасте составляла обычно четверть века.
И это еще один довод в пользу позднего отцовства.
Но вот вопрос: в те времена контрацепция считалась явлением греховным, младенческая смертность была высокой, и по одному ребенку рожать было не принято. Значит, у большинства выше упомянутых гениев были братья и/или сестры. Почему же тогда о них ничего не известно?
Но с другой стороны…
Ученые говорят, что оборотная сторона позднего отцовства состоит в том, что дети «больших» пап излишне эмоциональны, болезненно впечатлительны, порою трудны. Плата за даровитость?
Боюсь, что это не единственная проблема. Пример, который я хочу привести, знаком всем родителям в возрасте «за сорок»: плач младенца будит вас среди ночи сейчас так же, как и двадцать лет назад. С одной лишь разницей: вы после этого уже не можете заснуть так же легко, как и тогда, в молодости…
Наше здоровье с годами, увы, не становится крепче, психика – пластичнее, энергетический ресурс – более возобновляемым. Это тогда я мог спать по три часа в сутки и быть при этом «на коне». С возрастом наши «кони» перестают быть столь резвыми. Вынужденные изменения в привычном образе жизни, детские капризы, разбросанные игрушки под ногами, испорченные вещи… Все это раздражает. Не может не раздражать. Это естественная реакция, и нужно себе в этом признаваться.
Но есть нечто, что позволяет нам справляться и с усталостью, и с капризами, и с прочими неизбежными трудностями. Пришло, видимо, время ответить на вопрос: чего ради все эти трудности «на старости лет»? Зачем, собственно, заводят детей после сорока?
Думаю, что затем же, зачем и в двадцать пять. Да вот ради этого, чтобы их, детей этих самых – непослушных, шумных, капризных – любить. Причем независимо от их способностей.
Просто любить.
А зачем же еще?
Александр Благов
