Терпение, только терпение
Терпение, наверное, как вторичный половой признак, – неизбежно дано каждой женщине. Без этого удивительного качества вряд ли кто–то смог бы воспитать хоть одного ребёнка. Воспитать, родить, Выносить, родить, воспитать… Терпение, терпение, терпение…
Кому-то его дано больше, кому-то меньше. Я всегда думала, что у меня его нет вообще. Такой, нулевой размер. До недавнего момента, когда меня случайно заподозрили в том, что я «очень терпеливая мама». Я подумала–подумала и поняла – а это очень даже может быть.
Терпенье и труд всё перетрут
Иногда мне приходится брать сына собой туда, где детям не место: на работу, в спортзал, на встречу с друзьями. Поскольку я не счастливый обладатель спокойного ребёнка, который может часами собирать конструктор в любой обстановке, порой нам обоим приходится непросто. Потому что дух активного исследователя в сыне неискореним. А я (иногда, к сожалению) знакома со сводом примитивных правил приличия в общественных местах. И, кроме того, очень хочу, чтобы очередной эксперимент не нанёс ребёнку физических увечий.
– Я вот смотрю на вас и удивляюсь вашему терпению, – разговор в спортзале. – Вы будете терпеливо десять раз говорить ребёнку, чтобы он не поднимал штангу, не кидал гантели, не лазил по тренажёру до потолка, до тех пор, пока он на самом деле не перестанет. И при этом он самозабвенно занимается своими делами полтора часа и никому не мешает. Поразительно, как вам удаётся заставлять делать его то, что вам нужно и при этом сохранять в нём массу желания делать то, что ему самому интересно?
…На самом деле, я самая рядовая мама – любящая и нервная, строгая и терпеливая, требовательная и занудная, мнительная и заботливая... Которая хочет так многого для своего ребёнка, но главное – позволить ему заниматься в жизни любимым делом и быть счастливым. А для этого надо нащупать в нём зерно. И я, как все, боюсь просмотреть то, что увлечёт его по–настоящему. Боюсь, что однажды поспешу и своим нетерпением раздавлю ту самую бабочку из новеллы Бредбери, так и не узнав, что это была именно она. И навсегда поменяю ход нашей с сыном истории.
И поэтому я готова терпеть многое. Мечтательный взгляд в сторону, когда я в сумасшедшей спешке судорожно пытаюсь всунуть его ногу в ботинок. Пластилин, который я обнаруживаю поутру в своих волосах, потому что с вечера пластилиновый штурвал был плохо закреплён на стене над моим изголовьем. Уже четвёртые новые штаны с дырками на коленках, потому что в садике мой пятилетний сын, увлечённый игрой в зверей, ползает на четвереньках. Макароны, которые он ест руками, отстриженную самостоятельно чёлку, покрашенных чёрной гуашью пластмассовых динозавров (а так же выборочно ковёр и диван), разбитую люстру, сломанный термос, залитый киселём диван… Одним словом всё то, чем наполнены взаимоотношения любых родителей с подрастающим поколением. Конечно, я ругаюсь, кипячусь и кричу: «Ну как же так! Я же тебя предупреждала!». Моего скромного терпения хватает далеко не на всё. Но на многие вещи я закрываю глаза, потому что…
…Оно (моё терпение) возлегает на двух китах. Первый: «Мой сын – такой же как я». Второй: «Мой сын – не такой, как я».
Мы с тобой одной крови – ты и я
Каждый раз, когда мой сын в исступлении раскидывает по комнате пазл, который мы вместе собирали последние 59 минут, только потому, что я поставила деталь, которую хотел поставить он, моё родительское терпение весьма похоже на гранату с выдранной чекой. И каждый раз (тут я, конечно, сильно лукавлю) я стараюсь держать себя в руках. Потому что знаю, в кого это он. Я, не раз со злыми слезами распускавшая почти довязанный свитер только из–за того, что потеряла петлю, знаю, что я могла бы поступить так же, и мне понятен его гнев. И я знаю цену этой неудавшейся мелочи и понимаю, как обидно, когда тебе и без того плохо, а тебя ещё и подденут все кому не лень: мол, нашла из–за чего расстраиваться, из–за таких–то мелочей…
Поэтому я стараюсь не поддевать своего ребёнка, которым двигают те же механизмы. Ну и пусть, что взрыв может случиться ни с того ни с сего, на фоне воскресной идиллии. И пусть это тысячу раз неправильно и плохо, по личному опыту знаю, что искоренить это нельзя. Во всяком случае, не окриками: «Ну–ка немедленно прекрати скандалить!» Мне вот это не помогло. Мне хотелось, чтобы меня пожалели. И я надеюсь, что вдруг моему ребёнку поможет реакция от противного. И поэтому я, вместо того, чтобы «пресекать истерики на корню», как любил поговаривать мой папа, жалею своего неправого, но такого огорчённого сына, как хотела бы, чтобы когда–то жалели меня. И он успокаивается. И мы вместе ищем под всеми диванами фрагменты пазла, чтобы завтра собрать его вновь, теперь уже до конца.
Иногда, конечно, мне очень хочется позлиться на него. И делаю это гораздо чаще, чем может показаться после прочтения этого текста. Но потом я неизбежно испытываю чувство вины – ведь я злюсь как бы на саму себя, и потом мой ребёнок совсем не по своей воле унаследовал от меня талант скоростного выхода из себя.
«Как мне с вами двумя такими жить», – только грустно вздыхает мой муж, который передал нашему чаду другие отрицательные черты характера и который поэтому никак не может смириться, например, с этой вот нашей способностью так горько лить слёзы из–за ничтожного пустяка. Он пытался быть логичным, строгим и «пресекать истерики на корню». Но всякий раз, взбёшенный и вымотанный неподдельным страданием сына, который убивается тем горше, чем больше папа объясняет ему никчемность его слёз, сдаётся. Его терпения на эти ситуации не хватает.
Но есть моменты, когда они вместе, на одной волне, абсолютно непонятные мне, пребывают в состоянии полной гармонии и взаимопонимания. И я уверена, что вот сейчас всё неизбежно закончится слезами и ссорой. Со мной бы закончилось. Но вдруг сын ведёт себя совсем не так, как могла бы ожидать я, и мои мужчины продолжают наслаждаться обществом друг друга. И мне ничего не остаётся, кроме как признать: «Он не такой, как я».
Мы такие разные, и всё-таки мы вместе
Эта мысль спасает сына от моего гнева даже чаще, чем первое утверждение о нашей с ним схожести.
…– Пошли домой! – констатация родительской власти.
Тишина.
– Пошли, я замёрзла, – давим на жалость.
Молчание.
– Я ушла, ты оставайся, если хочешь, будешь ночевать в сугробе – испытание страхом.
Игнор.
Пока я не могу произнести ни слова от захлестнувшего меня гнева, мой ребёнок невозмутимо поворачивается ко мне и как ни в чём не бывало рапортует:
– Мне надо было достроить вот это колесо, тогда я смогу опустить вот этот рычаг и моя «раборатория» заработает, и мы сможем победить того чудовища, ну того, который похитил моего тигрёнка, а он ведь маленький, и мне так его жалко, и он наверное, там плачет без меня… – и т.д.
Я не играла в такие игры, я не знаю, откуда он берёт свои экшн–сюжеты в пустом сквере, но я понимаю, что он просто был не здесь в то время, когда я к нему обращалась, и, конечно, меня не слышал. И он молчал не потому, что он эгоистичный и бессердечный мальчишка, а как раз наоборот. И я так рада, что не накричала на него в тот момент, когда он совершал свой очередной героический поступок.
Я не спешу делать выводы и всегда готова удивиться. И мой пятилетний сын не перестаёт меня удивлять. Я давно поняла, что если ты чуть-чуть повременишь с руганью, и дашь немного свободы, прежде чем заставить его сделать «как положено», ты можешь получить необыкновенное объяснение мирового устройства.
– Мама! – требовательный голос в двенадцатом часу ночи. Я уже раз пять принесла ему попить, раза два поменяла режим ночника, пару раз сходила спеть колыбельную и пятнадцать минут гладила ножки, кино, которое я смотрю, подходит к кульминации и я иду с желанием крепко шикнуть, натянуть ему одеяло по самый нос и поплотнее закрыть дверь.
– Мама, а когда я вырасту, ты станешь старенькая? А я так не хочу, чтобы ты старела… Мамочка, но я тебя никогда не забуду, даже если ты будешь совсем старая, а я – совсем взрослый, я ведь навсегда останусь твоим любимым сынком…
Мне уже не до кино. Я забираюсь к моему «любимому сынку» под одеяло и в очередной раз думаю, что в маленькой голове ребёнка ежесекундно происходят события космического масштаба.
И, может быть вот сейчас моё нетерпение, «отстань» или «ну что у тебя опять» едва не лишили его возможности понять что-то очень важное, а меня – счастья услышать: «Мама, я тебя так люблю». А ради этого я готова вытерпеть и не такое.
Марина Зинина
