Не поесть, так хоть подержаться…
Амбиции большинства мамочек не реализуются из-за банальной усталости. Обычно на втором году жизни нам попросту надоедает задирать кофту или оголять декольте, дабы исполнить каприз чада. Он только что навернул тарелку супа, выпил компот с печеньем, но по привычке обращается к маме с требованием дать титю. Взять в рот, помять в руках, просто подержаться за устоявшийся символ материнства, чтобы почувствовать себя в тепле и безопасности. Никуда не денешься и от ритуала засыпать с грудью во рту – так быстрее, так спокойнее, так привычнее. И ребенку, который мгновенно проваливается в безмятежный сон, и маме, которой не нужно производить лишние манипуляции, чтобы его усыпить. С одной стороны – почему бы не оставить все как есть? Малыш счастлив, Вы спокойны, что с грудным молоком он получает свою порцию бактериологической и психологической защиты. Но с другой – сколько это может продолжаться? В гостях, на улице, в поликлинике он вновь и вновь требует своего законного права на Вашу часть тела. Прилюдно тянет с Вас одежду, кричит и плачет, не получая желаемого. А потом откровенно высказывает недовольство, что Вашей порции вкусненького для утоления аппетита двухгодовалого карапуза явно недостаточно.
После того, как моему сыну исполнилось полтора года, я тоже впала в дилемму: продолжать грудное вскармливание или постепенно отказываться от него? Стало очевидно, что малыш использует грудь не по прямому ее назначению, а в силу психологического фактора. Привычка, защита, успокоительное – вот чем стала титя для моего мальчика. Но пока мне было терпимо, а иногда очень даже удобно доставать грудь в угоду его прихотям, я оставалась кормящей матерью. В-первых, какая-никакая, а порция еды всегда с тобой. Если мы непредвиденно задерживались где-то вне дома, то естественное молочко всегда спасало. Во-вторых, способ быстро унять и утихомирить ребенка. Когда расплакался и не может успокоиться, когда разыгрался и не может остановиться, когда перевозбудился и не может заснуть. В-третьих, действенная релаксация в стрессовых ситуациях. Когда мой малыш попадал в незнакомую и волнительную для него ситуацию, его рука моментально ныряла мне под кофту, и, просто держась за грудь, он гораздо легче адаптировался к обстановке. Конечно, в толпе народа, где ребенок чувствовал себя неуютно, мне это доставляло неудобства, зато не было крика и плача перепуганного малыша. И в-четвертых, ни одна колыбельная не производила такого эффекта, как мамина титя во рту. Уложить малыша спать можно было и находясь в гостях, и сидя у экрана телевизора, и помешивая жаркое на кухне. Но предательское: «Я устала. Мне надоело!» день за днем испытывало мое терпение. Быть пленницей его прихоти, заложницей очередного каприза хотелось все меньше и меньше. Я начала штудировать литературу, когда лучше и как правильней прекратить грудное вскармливание. Возраст был подходящий – год и девять месяцев, время года – поздняя осень - тоже. Мешало одно – нежелание ребенка отказываться от привилегии своего возраста. Пытаясь сократить количество кормлений, я получала в ответ истерики с воплями, размахиваниями руками и почти реализованное желание сорвать с меня халат. Ребенок бунтовал и неистовствовал, отстаивая свои права. И мама каждый раз сдавалась, выбрасывая белый флаг, а в моем случае, бюстгальтер. Хотя физически силы были на моей стороне, психологически легче было признать поражение, чем держать оборону.
Решение дилеммы пришло само собой. У нашего малыша стали прорезываться клыки. Этот процесс проходил для него столь болезненно, что мальчик стал отказываться от груди. Он не мог жевать обычную пищу и высасывать естественную, только плакал – от голода, боли и собственной беспомощности. Немало сопереживая своему сыну, я все же поступила немного коварно – решила воспользоваться моментом, чтобы отлучить его от груди. Спустя четыре дня добровольной разлуки с маминой титей, малыш пережил окончательное расставание с ней легко и спокойно. Сначала не просил вовсе, потом робко стал намекать, затем пытаться вернуть все на круги своя. Но, получая отказ, истерик и бунтов не устраивал.
Казалось бы, я должна была вздохнуть с облегчением и предаться ликованию, что сделала это. Поначалу так и было. Впервые за три года я встретила Новый год с бокалом шампанского, смогла отправиться на шопинг, не заботясь о времени, проведенном в магазине. Но малыш начал скучать, а я грустить. Он понимал, что там больше нет молочка, но ему так хотелось прижаться к груди, взять ее в рот, помять пальчиками. Укладываясь спать, он по-прежнему просил титю, но не для того, чтобы вкусить ее, а хотя бы подержаться.
Ностальгия по грудному вскармливанию взяла в оборот и меня. Почему я прервала этот удивительный процесс, воспетый великими художниками? По большому счету, меня все устраивало, не говоря уже о нем, маленьком, лишенном естественной потребности мальчике, так скучающем по былым временам. Я была способна продолжать кормление, мой малыш был рад этому. Но в трудный период его жизни, мама предала своего сына и оставила без маленькой радости, пусть даже являющейся его прихотью. Теперь она сильно сожалеет об этом, но грудь пуста, и теребить ее детскими ручками уже нет никакого смысла. Он все еще вспоминает про нее, когда требуется очередная порция валерьянки или снотворного на ночь – протискивается сквозь одежду, чтобы почувствовать тепло и защиту. Но эффект не тот. Оба мы испытываем совершенно иные ощущения от былого соприкосновения матери и ребенка, но одно и то же чувство – сожаление по утраченной привилегии, подаренной нам самой природой...
Трижды мама